а для себя решил, что когда Рина пойдёт укладывать Гошика спать, он посмотрит, что ещё можно спасти…

— А что с мебелью, пианино, торшером, наконец? — Володя решил быть толерантным по отношению к Рине.

— Пианино возьмут в свой багаж родители. А больше у них ничего не поместится.

— Да в этот контейнер можно трёхкомнатную квартиру впихнуть, а у них однокомнатная…

— О чём ты говоришь, — устало возразила Рина, — а гладильный аппарат, а бильярдный стол, а приспособление для изготовления лепных украшений из гипса, а насос, в конце концов…

— Какой ещё насос? — засмеялся Володя.

— Какой, какой, — ответила Рина вполне серьёзно, — маме сказали, что селить будут в виллы, а вокруг трава. А чем траву поливать, лейкой? Это же огромные площади.

— Ну хорошо, а бильярдный стол зачем? На траве поставить и играть? — так же серьёзно высказал своё предположение Володя.

— Да нет же, бильярд — на продажу. А лепкой украшений из гипса папа будет заниматься, если не найдёт работу, — предварила Рина следущий вопрос Володи. — Ты же знаешь, у него редкая специальность, откуда в Израиле ядерные реакторы?

— Конечно же там есть ядерный реактор, — Володя начал раздражаться как всегда, когда Рина или её мама начинали говорить о незаменимой папиной профессии, — в пустыне.

— Вот видишь, а папа жару не выносит… У него давление.

Высокое давление тоже было редким папиным достоинством, поэтому Володя решил перевести беседу в другое, более безопасное русло, прекратив этот разговор.

— Гошик, — он схватил сына и поднял до потолка. — Видно Израиль?

Гошик, он же Гриша, он же Григорий, названный так в память Володиного деда, ждал отъезда в Израиль с мучительным детским нетерпением. Если бы он был старше и читал классиков, например, Гейне, то сравнил бы своё восприятие Израиля с Эльдорадо, страной всеобщего счастья и благоденствия. Он всё время ходил с мамой и папой по всяким организациям, чтобы получить важные документы, без которых в Израиль не пускают, и был очень разочарован, когда оказалось, что это обычные бумажки. Родители почему-то очень не любили эти хождения, а ему, Гошику, нравилось. В эти дни не надо было спать в садике и есть суп, а ещё всякие тёти вытаскивали из ящиков столов конфеты и угощали его, и все завидовали, что они едут в Израиль, и говорили, что теперь у них начнётся совсем другая жизнь…

Конец бесплатного фрагмента

Полностью роман Е. Улановской «Пальмы на асфальте» доступен по ссылке https://goo.su/CJ9

«Почему же с ней, — корила себя Таня, — никогда ничего подобного не происходило и, наверно уже не произойдёт. Никогда она не целовалась самозабвенно не только с первым встречным, но и с давно знакомым и проверенным, и всегда ей мешала какая-нибудь мелочь — плохо выглаженная рубашка, нечищеные туфли или сбитый набок галстук».

Какая-то нужная фраза из давно прочитанной книги крутилась в памяти, но Рина никак не могла её ухватить, ага, вот: — «Он не был опытным любовником». Да, её Володя не был опытным любовником, но она никогда и не искала этого, вернее не знала, что это то, чего надо искать. Скажем прямо, она тоже не была опытной любовницей. Володя был у неё первым и, до вчерашнего дня, единственным мужчиной. Ну и что, это была их любовь, азы которой они постигали вместе… А Игорь, Игорь безусловно не был новичком в отношении с женщинами, и это больше пугало, чем радовало. Надо же, она взрослая замужняя женщина, у неё ребёнок, и она чувствует себя школьницей, которую совратил во время вечеринки у брата какой-то студент…

И ещё Игорь вспомнил картину, кажется Сальвадора Дали, изображавшую голову человека, с выдвинутыми из неё ящичками. Так вот все свои ящички, забитые воспоминаниями из прошлой жизни, Игорь задвинул крепко накрепко, закрыл ключом и бросил в море… И прожил так три с половиной месяца… И вот сегодня один ящичек выскочил, замочек сломался и Игорь понял, что никакой силой не сможет закрыть его обратно. В большой синагоге он увидел Рину и не поверил своим глазам. Отскочил за колонну, чтобы перевести дыхание, но тут кто- то закрыл её спиной и она исчезла.

Взрыв был такой силы, что переднюю часть автобуса оторвало и подбросило в воздух. Вся крыша автобуса вывернута наизнанку. Всё вокруг осыпано стёклами, кусками сидений и залито кровью. Из автобуса выбирались окровавленные люди… Те что уцелели, сообразил Олег. Олег, как военный с пятилетним опытом, начал лихорадочно искать пакеты первой помощи, которые у него оставался еще с армии, но потом вспомнил, что возил их в машине… Простыни, сообразил он, можно порвать простыни на жгуты… Он схватил охапку белья, заботливо сложенную матерью и выскочил из дома. Мысль, что в этом автобусе должен был бы быть он, пришла ему в голову только сейчас…

Он зашел в палату, не успев перевести дыхание и тут же пожалел о своем легкомысленном поступке. В кровати, опутанный проводами, лежало что-то замотанное и белое, «как мумия», подумал Игорь. Но приборы работали и кардиограмма на экране прямо как в кино пульсировала стабильно. Палата была огромной, освещенной закатным солнцем и Игорь даже не заметил, как из ванной комнатой, которой были оснащены все палаты в американских больницах, вышла Рина, озабоченно вытирая руки стерильными салфетками. Игорь перевел дыхание, чтобы пошутить или сказать хоть что то, чтобы как то пережить эту минуту и, может быть следующую тоже, но Рина просто бросилась к нему и обняла крепко и в то же время доверчиво, как могла только она. «Чтобы ни случилось», — подумал Игорь, крепко, но осторожно сжимая ее теплое и так знакомо пахнущее тело- «чтобы ни стряслось с нами, я всегда буду благодарен тебе за эту минуту, моя любовь…»

После всего они так и сидели раздетые на кровати и крепко держались за руки, даже не замечая этого сами. Яркое весеннее мартовское солнце било в окно и отражаясь от побелевших непонятно когда висков Игоря беспощадно высвечивало каждую морщинку возле глаз у Риты. Они не говорили, только жадно смотрели друг на друга и знали что уже никогда не расстанутся. «Дай бог, — думал Игорь, который не верил ни в бога ни в черта, — дай бог, она еще родит мне ребенка.»

«Дай бог, — вторила ему в уме Рина, которая тоже вроде бы и не верила в бога, но кто его